Переписывая Бетховена

Представь: ты молодая студентка Венской консерватории, Анна Хольц, и вдруг — бац! — тебя берут в ассистентки к самому Бетховену. Ну, знаешь, тому самому, чьи симфонии до сих пор заставляют мурашки бегать по коже. И вот ты сидишь перед ним, пытаесь перенести его гениальные, но хаотичные идеи на нотную бумагу. Это же не просто работа, это как будто ты заглядываешь в самую душу человека, который одновременно и гений, и мучитель самому себе. Анна, конечно, в восторге, но это не просто вдохновение, это какая-то безумная смесь восхищения и боли. Бетховен — он же не просто пишет музыку, он её вырывает из себя, как будто каждую ноту приходится добывать с боем. И ты, помогая ему, начинаешь чувствовать эту тяжесть, эту борьбу. Иногда кажется, что он просто сходит с ума от своих идей, а ты пытаешься успеть за ним, понять, что он хочет сказать. И знаешь, что самое удивительное? Ты начинаешь видеть мир его глазами. Это не просто ноты, это целая вселенная, где каждая мелодия — это крик, смех, слеза. И ты, такая маленькая и неопытная, вдруг оказываешься частью чего-то огромного, чего-то, что переживёт века. Но при этом ты понимаешь, какой ценой это даётся. Бетховен страдает, он буквально разрывается между гениальностью и безумием, а ты просто пытаешься быть рядом, помочь, не сломаться под этим напором. Это как будто ты попала в шторм: страшно, но в то же время невероятно красиво. И ты уже не можешь просто так выйти из этого мира, потому что он становится частью тебя.