Луной был полон сад

Знаешь, есть такие истории, которые как будто подглядывают в замочную скважину чужой жизни. Вот представь: Питер, серые дворы-колодцы, дождь стучит по подоконникам. А в хрущёвке этой — двое стариков. Григорий Петрович, бывший зэк, дни напролёт строчит воспоминания о лагерях. Бумага желтеет, а он всё пишет — может, пытается закопать прошлое поглубже? А Вера Андреевна, его жена, в семьдесят пять всё бегает по урокам. Ну знаешь, эти бабушки с потрёпанным портфелем, которые учат детей «Евгению Онегину» за чашкой остывшего чая. Живут себе, живут... Кажется, уже и не ждут ничего, кроме пенсии да телевизора на ночь. И вдруг — бац! Судьба подкидывает сюжет круче мыльных опер. Встречает она его — Алексея. Того самого, с которым в шестнадцать под сиренью целовалась, пока родители спали. Представляешь? Полвека прошло, а он стоит, улыбается той же улыбкой, и в глазах — отблеск той самой весны 1953-го. И всё в её размеренной жизни вдруг переворачивается: баночки с вареньем, вязаные салфетки, привычный храп мужа по ночам... А тут — живое дыхание молодости, которое, оказывается, не выцвело, а просто дремало где-то под грудой старых тетрадей. Странно, правда? Мы часто думаем, что любовь — удел молодых. А она, оказывается, может вломиться в дверь и в семьдесят пять — с букетом сирени, с дрожащими руками и вопросами, на которые нет правильных ответов.