Я, Дон Жуан

Вот, представь: Венеция, XVIII век. Лоренцо да Понте — этот тип в бархатном камзоле, который должен бы молитвы читать, а вместо этого путается с дамами полусвета. Ну серьёзно, священник, а ведёт себя как герой похабных романов! В итоге — скандал, бегство в Вену... Думал, пронесёт? Как бы не так. Тут появляется Казанова — тот ещё проходимец, но с обаянием дьявола. "Поехали, — говорит, — познакомлю с кое-кем интересным". И вот уже Лоренцо болтает с самим Сальери. Тот, знаешь, весь такой из себя придворный композитор, но глаза блестят, как у кота перед мышью. А рядом — юнец Моцарт, гений с детским смехом и нотами в карманах. И тут начинается цирк: Сальери, весь в чопорных реверансах, подсовывает Моцарту нашего Лоренцо как либреттиста. "Он вам нужен, поверьте!" — а сам едва зубы не скрипит от зависти. Интересно, Лоренцо-то понял, что стал пешкой в этой игре? Или ему всё равно — лишь бы вино лилось, да юбки шуршали? Вот так и вертятся они все в этом вальсе интриг: кто-то пишет оперы, кто-то строит козни, а кто-то просто живёт на полную катушку. Чёрт, да это же XVIII век в духе "Игры престолов", только вместо мечей — перья для письма, а вместо тронов — оперные ложи. И где-то там, за кулисами, уже зреет история Дон Жуана... но это, как говорится, совсем другая сказка.